Камиль Самигуллин: «В отсутствии единой исламской структуры вижу элемент федерализма»
О едином муфтияте, соотношении татарского и русского языков в проповедях, призывах бойкотировать пекинскую Олимпиаду и заработках имамов «на стороне» рассказал в интервью председатель Духовного управления мусульман Республики Татарстан Камиль Самигуллин. ИА «Татар-информ» публикует вторую часть беседы с муфтием.
«В условиях пандемии мы приняли решение сократить время проповеди»
– Камиль хазрат, вы немало внимания уделяете татарскому языку. Вместе с тем от некоторых прихожан можно порой услышать, что они возражают против общения в мечетях на русском языке.
– В мечетях нет запрета на общение на русском языке. Другое дело, что татароязычная среда, которая в них всегда была и сегодня сохраняется, располагает к тому, что удобнее всего здесь изъясняться на татарском. Это связано, во-первых, с тем, что большинство имамов – люди преклонного возраста, для которых основным языком общения является татарский. Во-вторых, поддерживая эту языковую среду, бабаи стремятся сохранить татарскую культуру. Люди приходят в мечеть как в некий оазис, где хотят слышать свою родную речь. Везде говорят по-русски, а в мечети ему хочется поговорить на родном. Здесь говорят по-татарски, висят таблички с татарскими и русскими надписями. Они радуются. А где еще можно пожилому человеку поговорить на родном языке и слушать татарскую речь, кроме как включить ТНВ или пойти в мечеть?
– И поэтому пять лет назад Духовное управление мусульман Республики Татарстан решило сохранить эти «оазисы», разрешив только татарские проповеди по пятницам?
– Именно духовное управление! Это не решение Камиля хазрата, это единогласное решение всех имамов. Потому что для мечетей Татарстана это естественно, культура и язык развиваются здесь органично. Знание татарского языка является квалификационным требованием для хазратов. У нас все имамы говорят на родном языке. Но, разумеется, если нужно, консультируют и на русском. Много среди них и тех, кто владеет арабским, турецким… Благодаря языковой среде, мечети и были выбраны площадками для организации бесплатных курсов татарского. В прошлом они функционировали в 100 мечетях. Их окончили 1500 человек! А сейчас мы готовим аналогичную дистанционную онлайн-программу обучения – это позволит охватить еще больше людей.
Мы и деятельность по дагвату переводим в интернет. Раньше проповеди читались «от сердца к сердцу»: имамы собирали по 30 человек и делали им наставления. Но теперь у каждого есть смартфон, выход в интернет… Они позволяют расширять аудиторию слушателей. Иногда разъяснение какого-то материала получается гораздо эффективнее и информативнее в графике. Лучше подготовить инфографику с посылом: «Ребята, через 10 дней Рамазан. Такого-то числа нужно готовиться. Читайте такое дуа» и разослать ее тысячам людей, чем преодолевать расстояния для чтения проповеди небольшой группе людей.
Имамы и так ходят ногами на маджлисы, проводят встречи с народом. А дагват должен осуществляться системно и централизованно.
– Пятничные проповеди тоже готовит отдел дагвата муфтията?
– Да, «Хузур» и отдел дагвата. Но бывает, что и сами имамы пишут. Если вагаз (проповедь) достойный, он занимает свое место в журнале «Шура». И все читатели могут с нею ознакомиться, имамы используют его в своей работе. «Шура» – ежеквартальный альманах.
– В Турции, насколько известно, через «Диянет» (Управление по делам религии) централизованно по всем мечетям рассылает проповеди на определенную тему. А как в Татарстане?
– У них имамы читают готовые проповеди дословно. А мы лишь просим придерживаться темы. Поэтому каждый проповедник может раскрыть ее по-своему. Нам важно сохранять повестку, чтобы выстраивать систему. Например, скоро месяц Раджаб. Значит, верующим нужно подготовиться к мероприятиям в этот месяц – Рагаиб кичесе (Ночь Рагаиб – день женитьбы родителей пророка Мухаммада, – прим. Т-и), потом будет Миградж. А что произошло в эти ночи? Как их нужно проводить? Пожилой сельский имам может позабыть об этом, а мы даем ему достоверную информацию, на которую он может ссылаться. Молодые проповедники, разумеется, более активно и творчески подходят к подготовке своих вагазов: дополнительно работают с источниками, добавляют что-то от себя…
– А есть ли какой-то регламент касательно длины проповедей? В 2020 году была даже соответствующая установка по ДУМ РТ: чтоб не затягивали, делали все максимально сжато.
– Да, в условиях пандемии мы приняли решение сократить [время проповеди]. Я на прошлой неделе был в Мирном, и там было все очень коротко: закончилось в 12.15. В мечетях Татарстана допускаются два формата проведения пятничных проповедей: до джума-намаза и во время хутбы на татарском. Например, первый вариант использует Джалиль хазрат [Фазлыев] в Бурбаше (Балтасинский район) и мы в Мирном. То есть до 12 часов спокойно ведется проповедь на татарском. А хутба – обязательная часть только на арабском – очень коротко. Это очень удобно для тех, кто стеснен по времени: человек пришел в 12, послушал хутбу, прочитал намаз и в 12.15-12.20 уже выходит из мечети. Работающим людям это подходит более всего.
Есть махалли, которые привыкли к другому формату: верующие приходят в 12.00, предпочитают подолгу слушать проповедь, затем хутбу и не торопясь читают намаз. Вопрос формата джума остается на усмотрение прихода.
– Порой бывает так: в пятницу, в обеденное время, заходишь на джума-намаз. А там имам вдохновенно затягивает проповедь чуть ли не на 50 минут.
– Видимо, приход не просит имама сокращать проповедь. Возможно, даже поддерживает и просит рассказывать содержательно, не спеша, душевно. Если не устраивает, то нужно обратиться к имаму с просьбой. Обратная связь должна быть.
– И при этом у нас никто не отменял пандемию коронавируса и связанные с ней ограничения.
– 20, 30 или 40 минут – ведь разницы нет. Важно соблюдать меры: масочный режим, личные коврики, расстояние между молящимися. Ведь никто нас не ограничивает по времени нахождения в ТЦ или в общественном транспорте, в театре… Другое дело – если в мечетях нарушаются противоэпидемические меры. Тогда можно сообщить об этом в ДУМ РТ. Каждый сам отвечает за свое здоровье и не должен оставаться равнодушным к нарушению правил. К тому же у каждого есть возможность выбирать мечеть…
– Не всегда. Человек порой не выбирает, а идет туда, где поближе к работе или к дому.
– Ну раньше в Казани была одна-единственная мечеть «Аль-Марджани». И люди ходили. А сегодня их почти 80 в городе!
– И в «Марджани» ходили в основном пенсионеры, будем честны.
– Раньше люди специально готовились к пятнице, заранее планировали пойти на молитву. Понятно, это были пожилые. Молодые ходили реже. Сегодня вопросы по порядку ведения деятельности мечетей регулируются махаллями. Например, здесь, в Галеевской мечети прихожане – в основном работающие люди. Им нужно успеть на джума во время обеденного перерыва – прийти к 12 и, прослушав проповедь, помолиться и торопиться на работу.
«После письма Гайнутдина с ним не виделись»
– Возвращаясь к теме 1100-летия принятия ислама. Мы видим, что мероприятия проходят у нас в Татарстане, параллельно в Москве. Как вы относитесь к тому, что Москва проявляет такую инициативу?
– Хорошо, когда люди соревнуются в благом. Аллах же говорит в Коране: «Стремитесь же опередить в добрых делах!» Разве плохо, когда два благотворительных фонда соревнуются, например? По факту же выигрывают нуждающиеся. А в данном случае понятно, что гораздо больше людей услышат о принятии ислама в 922 году.
В 2019 году Рустам Нургалиевич [Минниханов] уже озвучивал предложение о проведении юбилея в ходе своего Послания Госсовету. Первые события Года 1100-летия принятия ислама в Волжской Булгарии прошли в Болгаре 4 января и в Казани 12 января. Потом в Москве состоялись мероприятия. Пусть они проходят повсеместно, в разных уголках страны. Тем более что планы мероприятий распределены – есть их федеральный список.
– И мы видели даже, как башкирский муфтий Айнур Биргалин просил подключить его к мероприятиям.
– Не только он. Со своими просьбами к Рустаму Нургалиевичу во время заседания обратились муфтий Азиатской части России Нафигулла Аширов, муфтий Крыма Эмирали Аблаев. Все они были услышаны. Рустам Нургалиевич предоставил слово всем желающим и дал ряд поручений после выступления муфтиев России. Он является заместителем председателя федерального оргкомитета по проведению 1100-летия и имеет на это полномочия. Поэтому никто не может оспаривать федеральный статус собрания, которое прошло 12 января. Заседание оргкомитета в Казани для того и было организовано, чтобы обсудить ход реализации плана мероприятий в рамках 1100-летия. Собрание прошло успешно, приехали не только муфтии самых крупных в России ДУМ, но и члены федерального оргкомитета и администрации Президента РФ.
Само празднование – событие федерального масштаба, центр его – в Болгаре. А Болгар находится в современном Татарстане, с этим не поспоришь. Поэтому пусть мероприятия проходят во всех местах – и в Башкирии, и в Сибири, и в Зауралье, и в Крыму… Минтимер Шарипович [Шаймиев] на совещании сказал: «Этим нужно правильно воспользоваться».
Если бы об этом событии говорили только мы, то оно осталось бы локальным. А когда о нем говорят коллеги в разных уголках страны, это же прекрасно и показывает высокий статус юбилея – все хотят возглавить эту повестку. Считаю, что в сухом остатке для истории это сыграет положительную роль.
Самое главное, чтобы религиозные деятели, говоря о 1100-летии, помнили об адабе (мусульманский этикет, – прим. Т-и) и нравственных аспектах. Внутренние разбирательства не нужно выносить на общую повестку, в информационную плоскость – это неправильно. Такие вопросы должны решаться внутри, между собой, а не с привлечением СМИ. ДУМ РТ просто делает свою работу. И не для того, чтобы развлекать публику. А ради довольства Аллаха, ради всех мусульман России, татарского народа и Республики Татарстан.
Понятно, что вам, журналистам, интересны скрытые процессы. А нам в ДУМ РТ важно, чтобы 1100-летний юбилей был проведен красиво и достойно. Готовиться к нему мы уже начали несколько лет назад. Татарский национальный шрифт «Казан басма», обновленное издание Корана «Казан басма», онлайн-медресе, фильм – все это нереально осуществить за год или даже за два года. Мы готовились к ним уже давно планомерно. Тот же Всероссийский мусульманский форум невозможно было бы организовать, если бы мы начали им заниматься утром 1 января. Невозможно собрать ребят со всей страны за несколько дней.
– Однако воспринято было именно так: раз Гайнутдин хочет проводить в Москве 13-14 января, то «татары» решили провести на 10 дней раньше.
– Но он и так бы прошел, потому что он был запланирован именно на это время. Мы его ежегодно проводим. На него съезжаются мусульмане от 30 до 40 лет из разных регионов страны. В иное время их собрать невозможно, так как это работающие люди. Любое событие, которое проходит в этом году, мы будем проводить под брендом 1100-летия. И так получилось, что первым стал наш Форум в Болгаре. Факт остается фактом.
– Мы в информационном поле видим, как со стороны ДУМ РФ, с Москвы идут претензии в адрес ДУМ РТ и Татарстана. Вы с Равилем Гайнутдином встречаетесь, созваниваетесь, обсуждаете эти вопросы?
– Этот вопрос не к нам. Вы посмотрите на то, в каких отношениях ДУМ РФ состоит со всеми остальными муфтиями России, в том числе с муфтиями Кавказа. В Татарстане главы всех российских ДУМ – частые и желанные гости. Если помните, летом в Болгаре съезжались, теперь в Казани собрались. Получается, остается в стороне только одна структура.
– Может быть, это обратная сторона того, что исламская среда более демократична, имеет несколько центров притяжения. И все это – издержки.
– Разумеется. Взяв и механически загнав всех под одну крышу, единства не достигнешь. Для достижения единства мусульманам важнее поддерживать хорошие отношения на уровне муфтиев. А взаимоотношения с людьми в исламе упираются в адаб и ахляк (мусульманская нравственность, – прим. Т-и). Неважно, на сколько влиятелен муфтий, каков его рейтинг, сколько в его ведении мечетей, главное, чтобы он был нравственным мусульманином, который даже в спорах останется примером для своих единоверцев. Искренность, добросовестность, справедливость, великодушие, стремление к довольству Аллаха, знания – вот по этим качествам нужно оценивать муфтиев и выбирать их себе для сотрудничества.
– В прошлом году было письмо Равиля Гайнутдина в адрес Минниханова, в котором он вас критиковал. Контактировали ли вы с главой ДУМ РФ после этого письма?
– Не виделись, не созванивались. У многих муфтиев с ним контакта нет. Его претензии относились к одной сноске в татарском переводе смыслов Корана (разъяснение Корана, – прим. Т-и). Причем сноска была взята из тафсира Байдави, который преподавался официально. В сноске разбирается хадис, который требовал разъяснений. Это, наоборот, показывает, насколько глубокой была наша работа.
Я считаю, что если читатели прочли «Кэлам Шэриф. Мэгънэви тэржемэ» почти «под микроскопом», то пусть Аллах будет ими доволен. Обычно за рецензию приходится платить, а здесь они эту работу сделали бесплатно. Это лучшая оценка! Тем более что претензия касалась не самого текста перевода, а одной сноски, которая имеет источник. Это не мнение какого-то одного из наших хазратов, у сноски есть авторитетные источники. Раз это пояснение вызывает вопросы, мы его в следующем издании убрали. Нет проблем.
Для чего мы начали переводить Коран на русский язык? Переводов на русский язык вроде много, но каждый из них был сделан одним узким специалистом: востоковедом, религиоведом, филологом… А для подготовки смыслового перевода Корана недостаточно владеть арабским и русским языками. Чтобы передать суть аятов Всевышнего, необходимо знать причины, время и обстоятельства их ниспослания, культуру, в которой жил пророк (да благословит его Аллах и приветствует), его жизнеописание, разбираться в фикхе, истории, знать тафсиры, не говоря уже о даже о фразеологизмах или диалектах арабского языка. Не может один специалист собрать в себе такое множество знаний.
Поэтому в ДУМ РТ была создана целая рабочая группа. Сначала мы хотели перевести на русский язык тафсир «Аль-Джалалейн», но в процессе стало ясно, что нам нужен перевод текста Корана. А в существовавших на тот момент переводах мы обнаружили много недочетов и ошибок. Поэтому у нас появилась потребность в этом тексте, который бы стал фундаментом для последующих переводов тафсира. Мы допускали, что, возможно, со временем наш перевод будет меняться, потому что мы открыты для дискуссий. В процессе работы мы свои наработки посылали муфтиям. Свои подсказки нам давали Альбир хазрат [Крганов], Талгат хазрат [Таджуддин]. Мы обсуждали текст и с Али Вячеславом Полосиным. Это коллективный труд.
И в случае с татарским тафсиром так же – прекрасно, что люди с предвзятым отношением внимательно изучили текст и нашли лишь одну сноску, которая их возмутила. Это скорее плюс, чем минус.
«Тасаввуф – традиция татарского народа»
– Большинство людей, наверное, не поняли этих богословских узкоспециальных споров. Однако обратили внимание, что Гайнутдин обвинил вас в сектантстве: вы относитесь к турецкому джамаату «Исмаил ага». Что такое «Исмаил ага»?
– «Исмаил ага» – это название мечети, при которой работает медресе, где я учил Коран. Но ведь, кроме этого, я окончил Российский исламский университет, Болгарскую исламскую академию, Дагестанский университет. Почему бы меня не причислить к джамаату Болгарской академии или РИУ? Видимо, по причине того, что Турция не сходит с международной повестки дня, кого-то цепляет факт моего обучения в турецком медресе.
– Насколько я понимаю, вы состоите в одном из накшибандийских тарикатов. Кто ваш шейх?
– В первую очередь мы проповедуем ханафитский мазхаб и матуридитскую акыду. Что касается тасаввуфа, то это традиция татарского народа. У татар было очень много ишанов – это Ишми-ишан, Марджани, Баруди, Рамзи… Это часть нашей культуры, и старые книги пропитаны ею. Вы посмотрите казанские издания тафсиров, как проводили коллективные зикры (поминания Аллаха, – прим. Т-и), обсуждали какие-то вопросы – все проходило через призму суфизма. Взять даже «Алты бармак» («Шесть пальцев») – эта книга была в каждом татарском доме. Она насквозь пронизана идеями тасаввуфа, тариката. Это неотъемлемая часть нашей литературы, культурного кода. Возможно, кому-то, кто учился в арабских странах, это и не нравится.
К сожалению, сегодня у нас в Татарстане шейхов нет, чтобы следовать им. Впрочем, и в России их очень мало. Есть в Дагестане. И мы, духовное управление, не призываем к тому, чтобы каждый нашел себе шейха. Мы говорим, что мусульмане должны быть высоконравственными, искренними, знающими. Тасаввуф – это путь, который воспитывает людей именно в таком ключе. И его основа – это мазхаб, суннитское вероубеждение. Но сегодня в Татарстане нет адреса, по которому можно было бы найти шейха.
– Недавно прошла новость, что скончался человек в Татарстане, который считался последним суфийским шейхом. Это действительно так?
– Это был Мухаммадришат эфенди (Ришат Мусин, – прим. Т-и). Он жил в Арском районе. У него была группа мюридов, которые получали пользу от его наставлений. Он был учеником Ибрахима Коканди.
Традиции [суфизма] у татар исчезли после революции, потому что велась активная борьба с ишанами. И мы помним, как в литературе, в драматургии ишаны порицались. Хотя в свое время они были моральными ориентирами, нравственными крепостями народов Поволжья. Чтобы лишить народ этих духовных ориентиров, их и выдавливали.
Например, Мухаммад-Закир Чистави (Камалов) был одновременно и крупным торговцем, и духовным наставником. Первый муфтий Дагестана Сейфулла Башларов учился у него. На его средства было построено очень много зданий в Чистополе. Или Зайнулла ишан Расулев – он жил в маленьком городе Троицке. К нему приезжали люди из Средней Азии, и сегодня во всей Челябинской области, Башкортостане, Казахстане его почитают и читают труды.
То есть тасаввуф – это наука о нравственности. И у каждой науки должен быть наставник. Это как в спорте – тебе нужен тренер, который должен показать приемы.
– Вам кто-то из шейхов показывал эти приемы?
– Мы по роду своей деятельности общаемся со многими шейхами. Например, из Дагестана. Я очень уважаю шейха Ибрахима Мурейхи из Бахрейна. Будучи председателем Верховного шариатского суда Бахрейна, маликитским ученым, доктором «Аль-Азхара» (Египет), он также является шейхом тариката. И в его цепочке знаний фигурируют наши татарские ишаны, и она ведет к Галимджану Баруди! И это неудивительно, потому что ученые приезжали к татарским богословам учиться, а наши богословы ездили преподавать в Сирию, Египет… Мы изучаем сегодня их труды, поэтому они и наши наставники тоже. Мы все так или иначе нуждаемся в хорошем нравственном примере. Нам это нужно, чтобы знать, как в современном мире соблюдать предписания религии, как быть хорошим последователем пророка. А ишаны всегда были этим воплощением.
– Камиль хазрат, вы вирды от кого-то получали?
– А что такое вирд? Например, я сейчас учусь у Исхака Даныша – это главный имам мечети «Чамлыджа» в Стамбуле, известный Коран-хафиз. Раз в неделю в онлайне он проводит для меня уроки. И он дает мне вирды: каждый день ты должен читать два джуза (джуз – 1/30 часть Корана, – прим. Т-и). Это и есть вирд – то действие, которое ты должен совершать постоянно. Или, например, я люблю борьбу. И шейх Мамун Шагбан Рави из Дубая, который входит в нашу комиссию по проверке рукописного Корана, сказал мне: «Совершай зикр, поминая Аллаха именами: “Йа Кавию, йа Матин” и проговаривай их перед соревнованиями». Эти вирды есть в книгах, они берутся у шейхов, это вполне естественная практика. Вирд – это некоторое наставление, совет, как поправить свое нравственное положение. Шейх подсказывает, как поправить свое нутро.
– Вас в ДУМ РФ упрекнули, что вы критиковали Мусу Бигиева, чуть ли не обвинив его в неверии.
– Нигде мы такого не произносили. Муса Бигиев – это часть нашего наследия. Но это не значит, что мы должны безусловно соглашаться со всеми его идеями. У Мусы Джаруллаха были мнения, против которых выступал и Галимджан Баруди, и Тукай, и др. Но у него есть и прекрасные выдающиеся труды, к которым мы обращаемся, – относительно рецитации Корана, тонкостей произношения, печатания.
«Допускаю, что за призывом бойкотировать Олимпиаду в Китае есть чьи-то политические интересы»
– Глобальный совет имамов предложил бойкотировать предстоящую Олимпиаду в Пекине, поскольку в Китае, по сообщениям организации, нарушаются права уйгур, мусульманского населения. Вы солидарны с их мнением?
– Что касается уйгурского вопроса в Китае, я свою позицию уже высказывал (в 2018 году муфтий Татарстана поддержал притесняемых уйгур КНР, – прим. Т-и). Глава ДУМ РФ это опроверг, сказал, что там все хорошо и прекрасно. В Москве я встречался с представителем уйгурской общины, он поблагодарил меня за мою позицию. Но сегодня до нас доходит противоречивая информация. Поэтому сложно оценивать ситуацию, находясь на расстоянии в тысячи километров.
Что касается некоего Совета имамов, я даже не знаю, что это за структура. У нас в республике полторы тысячи имамов, никто из них туда не входит. В Татарстане есть свой Совет улемов, Совет казыев, Совет аксакалов, есть всероссийский Совет по исламскому образованию… И нет ни одной структуры в мире, которые бы нам присылали указания, – ни из Мекки, ни из Пакистана, ни из Стамбула нам директивы не спускают.
Все правовые вопросы мусульман в Татарстане решает Совет улемов ДУМ РТ. Для этого у нас есть специалисты и достаточно источников. Конечно, мы можем изучать зарубежный опыт, но решения мы выносим собственные и сами несем за них ответственность перед Аллахом и уммой.
Ваш вопрос можно простыми словами переформулировать так: «Кто-то где-то что-то сказал». Почему это должно нас волновать? Мы даже не знаем, кто это такие. Почему мы должны к ним прислушиваться? И почему вопрос Олимпиады нужно политизировать?
– То есть мусульмане-спортсмены могут участвовать в Олимпиаде, а мусульмане-болельщики могут поехать поддержать свои команды?
– А если бы она была в Париже? Во Франции некоторые политики выступают против хиджабов. Теперь будет фетва, что нельзя ездить во Францию или в Америку? Почему про другие страны молчат? Поэтому я допускаю, что есть чьи-то политические интересы. А тогда почему мы должны быть инструментов в чьих-то руках? Мы даже не знаем, кто возглавляет этот совет.
– Там указываются некоторые имена.
– Какой-нибудь Абдулла сын Мустафы? Для нас они ноунеймы. Даже если какой-то реальный зарубежный авторитетный ученый что-то скажет, мы ему ответим: «Спасибо, мы подумаем. Мы соберем свой совет улемов». У нас достаточно знающих людей.
Может быть, это звучит пафосно, но те немногочисленные российские специалисты, которые обладают международными сертификатами по разным направлениям исламских специальностям (например, по исламским финансам), работают у нас в Татарстане. У нас подготовлены не просто хафизы (знатоки Корана наизусть, – прим. Т-и), а чтецы, которые знают 10 кыраатов (способы чтения Корана, – прим. Т-и), их трое – два татарина, один таджик. И все они живут в Татарстане. У нас в Татарстане работают прекрасный флагманский РИИ, Болгарская академия. В ком мы можем еще нуждаться? У нас есть собственные доктора наук, а мы скажем, что им не доверяем, давайте других докторов послушаем?
Разбирая вопросы, принимая фетвы, важно знать местную специфику. Я не знаю, что происходит в другой местности, например в Крыму. Да, есть вопросы общие: омовение, намаз, пост… А есть вопросы, которые касаются жизни конкретного населения или группы людей, и лучше них самих их никто не решит.
«В отсутствии единой исламской структуры в России вижу элемент федерализма»
– А нужно ли единое духовное управление в России?
– Мне даже непонятно, как это технически можно сделать.
– Как-то было в дореволюционное и советское время.
– Нет. Средназиатское ДУМ существовало отдельно, был Таврический муфтият. Самостоятельно работал муфтият на Кавказе…
– В России был один муфтият для татаро-башкирского пространства. Он объединял центральную часть России, Сибирь, Дальний Восток, европейские республики СССР.
– Может быть, когда-нибудь мы и придем к этому. Сейчас в стране уже 95 муфтиев. Но я лично в отсутствии единой исламской структуры в России вижу элемент федерализма. Из Москвы не могут знать лучше нас, что происходит в умме Татарстана.
– Талгат Таджуддин неоднократно рассказывал об объединении духовных управлений, раздавал свои должности, даже делился с вами и Минтимером Шаймиевым.
– Может быть, когда-нибудь к этому мы придем. Но я опять хочу вернуться к вопросам нравственности религиозных деятелей. Эго, высокомерие, желание подчинить, не учитывая интересы других коллег и мусульман, – иногда широкая общественность видит эти качества в хазратах. И по этим качествам судят обо всех мусульманах и об исламе. Может, лучше работать с тем, что у нас сегодня есть, без реформ и реструктуризации?
Невозможно из Татарстана спустить фетву Чеченской Республике: мы не знаем в корне их ситуации! Например, у них там сложные взаимоотношения чеченцев с ингушами, в которых мы не разбираемся. Этот вопрос легче решить местным муфтиям, аксакалам, у них есть свои институты – маслихата (совет, – прим. Т-и), примирения. Мы с их традициями знакомы только по СМИ.
Россия – очень многогранная, очень разная, большая. Это даже не Казахстан, где мусульмане – в основном казахи. У каждого из народов России есть свои интересы: у башкир – свои, у татар – свои. И хорошо, когда у каждого есть свой муфтият. Но! Когда в одном регионе несколько муфтиятов, это минус. В одном регионе должно быть только одно духовное управление, которое на местном уровне может отстаивать интересы мусульман. Это гораздо удобнее. Вот тогда все муфтии могли бы взаимодействовать между собой.
Объединить религиозных деятелей можно, например, на уровне совета улемов, на базе Болгарской исламской академии. Некоторые в создании всероссийского совета улемов усмотрели что-то негативное, будто появился риск, что у них из рук уйдет повестка дня. Но мы считаем, что если ученые, представляющие различные регионы, могли бы дискутировать, даже ругаться между собой за закрытыми дверями, но выйти из них с одним общим мнением, то было бы гораздо полезней для мусульман нашей страны. Сегодня такой научный формат мог бы нас объединить.
Каждая республика развивалась автономно. Сибирь, Урал, Поволжье, Москва, Кавказ – это все отдельные истории. Даже религиозная ситуация в Башкирии, Чувашии, Марий Эл очень разная, у них отличные проблемы, у мусульман свои чаяния. И одно должностное лицо не в силах все урегулировать и объединить. Может быть, в будущем появится какое-то министерство. Но сейчас такой вопрос не стоит.
«Если кто-то нам помогает, то это внебюджетные средства»
– Вы сказали, что у вас есть Российский исламский институт, Болгарская исламская академия, медресе «Мухаммадия» и другие учебные заведения. Как трудоустраиваются шакирды?
– В «Мухаммадие» 1200 шакирдов. Среди них есть разные контингенты. Те, кто учится заочно или на вечернем отделении, для них это – саморазвитие, они хотят изучать свою религию. Что касается очников, то они уже готовят себя для профессии. Но не все из них идут в мечети. Они своим религиозным компетенциям иногда находят применение в госструктах, бизнес-структурах, общественных организациях, образовательных учреждениях. Почему?
Например, причина может быть следующей. Сейчас в Татарстане мечетей строится гораздо меньше, чем в прошлые годы. Это значит, что потребность в них постепенно заканчивается. Мусульманское сообщество республики переходит к следующему своему этапу развития – теперь мы начинаем думать о качестве содержательного наполнения этих молитвенных домов, о качестве имамов. Если молодые имамы приезжают работать в село, здесь обустраиваются, организовывают работу махалли, обзаводятся жильем, семьей, разве нужно менять их каждые пять лет и устраивать кадровые перестановки? Нет, ему нужно просто продолжать углублять свои знания – улучшать арабский, идти в магистратуру, докторантуру…
Учитывайте и то, что религиозные деятели сегодня – один из самых социально незащищенных слоев населения. Посмотрите на старинные мечети – Сенная, Султановская. Рядом с ними всегда строили магазины. То есть основывались вакуфные дома, которые обеспечивали имама, муэдзина, мечеть средствами на жизнь. Сейчас модно построить мечеть и гордиться этим. А содержать кто будет? Даже прихожане порой не задумываются, каково это – каждый месяц платить по коммунальным счетам. К сожалению, спонсоры предпочитают строить мечети, а не оплачивать ежемесячно газ или другие расходы.
До революции имамов и мечети содержало население. Потому что это в интересах самой махалли – чтобы в ее мечети работал грамотный имам, талантливый и знающий проповедник… А сейчас человек может хорошо потратить в ресторане, много заплатить за спа-процедуры, но будет считать, что достаточно помог, если положит 100 рублей на нужды мечети.
Да, казанским имамам полегче: здесь больше маджлисов, он может открыть магазины и за счет этих доходов содержать мечеть. Поэтому помимо основных обязанностей, некоторые имамы занимаются торговлей. Но в селах с этим сложнее. Самые незащищенные – сельские имамы. И именно к ним нужно привлекать внимание спонсоров.
– Как у имамов формируются зарплаты?
– С прихода мечети. За счет садака, похорон, имянаречения… В некоторых мечетях, как я уже сказал, открываются торговые точки. В каждой мечети есть мутавалият – управляющий орган, который раз в четыре года переизбирает имама. Этот орган и должен регулировать финансовые вопросы. А в реальности все эти заботы ложатся на плечи имама: то ли ему просвещением народа заниматься, то ли искать средства на оплату коммунальных услуг, то ли для семьи стараться. Поэтому порой качество их религиозной деятельности и падает. Ладно, есть пенсионеры, которые берут на себя ответственность за присмотр мечети. У них есть пенсия. А если молодой семьянин?
Вот поэтому я и ставлю вопрос о поднятии статуса «Мухаммадии» до института. В таком случае имам получит и религиозное, и светское образование, и тогда выйдет полноценным специалистом: например, сможет стать преподавателем или директором в местной школе.
– То есть это нормально, когда имам «на стороне» преподает, ведет бизнес?
– Возьмите пример Абу Ханифы. Он был успешным торговцем, содержал многих своих учеников. Но он был и великим ученым, который оставил огромный след в истории ислама. Если доход халяльный, это не запрещается. Раньше меценаты строили не только мечети, но и магазины для их содержания. Теперь этими вопросами озабочен мутавалият. И мечети постепенно учатся выживать.
– В свое время ваш предшественник Илдус Файзов говорил, что имамам нужно учредить зарплату в 15 тысяч рублей.
– Эти деньги нужно где-то найти. Мы ищем разные способы привлечения средств – что-то с продажи книг, что-то с аренды вакуфного имущества, но ведь помимо имамов есть медресе, есть и другие важные проекты. Раньше допускалось привлечение финансов из зарубежных фондов. Но сегодня этого нет. С одной стороны, в этом, безусловно, есть положительный момент – в плане запрета сотрудничества с иноагентствами, но и есть некая трудность. В былые годы мечети даже сами по уставу были обязаны содержать ДУМ РТ. Как сейчас это в РПЦ. Теперь муфтият по мере возможности сам помогает мухтасибатам.
– Многие считают, что вы получаете финансироание за счет республики.
– Мы же не бюджетная организация. Если кто-то помогает, то это внебюджетные средства от различных организаций, меценатов, от вакуфного имущества. Если вакуфное имущество будет лучше работать, у нас будет больше средств. Но мы даже рекламу не можем подключить на канале «Хузур». Потому что рекламный поток кабельных операторов мы не можем контролировать, а в нем может продвигаться харам. Мы не можем на это согласиться. Если будем включать рекламу в YouTube-канал, там тоже может включиться развратная реклама. Люди же не понимают, скажут: «Смотрю мусульманскую передачу, а мне тут пиво показывают».
– Откуда именно у ДУМ РТ формируются средства на содержание персонала, зданий?
– Фонды, спонсорские средства, вакуфное имущество. Аллага шокер, у нас есть помогающие люди.
– Есть же у государства и республики специальные фонды, целевые программы.
– Да, есть Фонд поддержки исламской культуры, науки и образования. Раз в квартал он распределяет средства – в основном на мероприятия и по мухтасибатам, на реализацию проектов.
